Сергей Есенин и Евгений Шкляр

      Творчество Сергея Есенина и рецепция есенинской поэзии, рефлексы есенинского слова и самой личности поэта стихах и прозе, в откликах и воспоминаниях современников и тех, кто приходил в литературу позднее, составляли важную часть многолетней научной работы Э. Б. Мекша. Другое направление деятельности ученого, особенно значительное в последние полтора десятилетия, составили статьи о русской литературе и периодической печати Латвии в межвоенный период. На пересечении этих двух больших исследовательских программ появилась статьи об откликах на смерть Есенина в печати латвийской (Мекш 1995) и двинской (Мекш 2002). В этих работах, среди прочего, приводилось стихотворение Евгения Шкляра «Сергей Есенин», опубликованное в рижской газете «Сегодня» 30 декабря 1925 г. вместе с тремя стихотворениями Есенина («Слышишь, мчатся сани…», «Сочинитель бедный, это ты ли?..», «Голубая кофта. Синие глаза…») и подписанной криптонимом «М. Г–н» статьей М. И. Ганфмана «Самоубийство поэта Есенина». Ганфман был известным еще с довоенной поры публицистом, главным редактором и политическим руководителем «Сегодня», роль которого в газете трудно переоценить (Флейшман, Абызов, Равдин 1997: 52–57, 63–64). Журналист и плодовитый стихотворец Шкляр обосновался в Каунасе в 1920 г., работал в Берлине, Риге, Париже и вновь в Каунасе, был редактором целого ряда периодических изданий и основным переводчиком литовской поэзии в межвоенные годы. Помимо множества стихотворений в периодике, он выпустил семь сборников стихотворений на русском языке, книгу стихов в переводах на литовский язык и отдельно изданную поэму.
      В продолжение намеченной темы позднее был представлен подробный разбор стихотворного отклика Шкляра на смерть «балагура и нежнейшего поэта», неодобрительный отзыв о Есенине («не столько талантливый, сколько крикун», тратящий «большие деньги» и занимающийся «частыми путешествиями Берлин — Париж — Нью-Йорк и обратно») в небольшом цикле очерков «Литературный Берлин (Заметки и впечатления)» (1923) и фрагмент о Есенине в статье к смерти Маяковского (1930). Фрагмент, свидетельствуя о присутствии Шкляра на выступлении Есенина в берлинском «Доме искусства» 12 мая 1922 г., противопоставлял «жрецу футуризма» того, у кого «чувствовалась необычайная простота, полное отсутствие надуманности». С Есениным, пребывавшем в столице Германии с 16 февраля по 10 апреля 1923 г., Шкляр мог видеться, когда приезжал в Берлин по делам выпуска своего третьего поэтического сборника «Огни на вершинах» (вышла в конце мая). Рецензент газеты «Руль» отметил эпигонский характер стихов Шкляра, усмотрев в них подражание «Есенину первого периода». В стихах Шкляра действительно обнаруживается есенинская традиция; о его достаточном знакомстве с поэзией Есенина говорят эпиграф из «Кобыльих кораблей» и аллюзивные цитаты в тексте стихотворения «Сергей Есенин» (Мекш 2003).
      Материалы межвоенных литовских повременных изданий на русском языке позволяют дополнить собранные Э. Б. Мекшом сведения и продолжить его наблюдения. Строки «Но созвучному сердцу поэта / Ты по-прежнему близок и мил» и наименование поэта «Сережей» в стихотворении на смерть Есенина декларируют близость его поэзии Шкляру, говорят «о дружественности и расположенности к нему» (Мекш 2003: 113). Это, по-видимому, с годами становившееся все более глубоким и определенным отношение к Есенину эксплицитно выражено в отклике Шкляра на выступление В. И. Качалова в Летнем театре городского сада в Каунасе в августе 1932 г. Шкляр, помимо отрывка из «Смерти Ивана Грозного» А. К. Толстого и монолога Анатэмы из трагедии Л. Н. Андреева, особо выделил исполнение стихов Есенина:

      Простые и напевные стихи первого крестьянского поэта Сергея Есенина нашли в Качалове изумительного и величайш. толкователя. Если Есенин отразил в них всю чистую и нежную свою душу, то Качалов дал этой душе драгоценную оправу, создав этим своеобразный культ Есенина, крестьянского сына.
      Видно, что Качалов полюбил скромного крестьянского сына Сережу, близкого и пишущему эти строки – и памятник ему воздвиг нерукотворный в виде гениальной читки есениновских стихов.

      Есенин, следственно, рисовался поэтом крестьянским и едва ли не природным, — нежным, искренним, но неизощренным, менее тонким, наблюдательным и глубокомысленным, чем литовский лирик. Насколько Есенин действительно близок Бинкису — предмет особого исследования; здесь достаточно лишь отметить, что в предельной искренности интонаций, в привязанности к крестьянскому укладу жизни, в фольклорном начале образного строя есенинская поэзия оказалась созвучной творчеству по меньшей мере части литовских поэтов. Одним из свидетельств этого могут быть переводы, появившиеся в конце 1920-ых годов; первые переводы принадлежали Казису Боруте и Юстинасу Палецкису, переводили Есенина также Саломея Нерис, Юстинас Марцинкявичюс, Йонас Юшкайтис, Паулюс Ширвис.
      С Палецкисом Шкляра также связывали дружеские отношения, завязавшиеся в Риге в 1925 г., когда он помог начинавшему журналисту и поэту организовать иллюстрированный журнал «Науяс жодис» («Новое слово»; в 1926 г. издание было перенесено в Каунас). В начале 1926 г. в журнале в переводе Палецкиса появилось стихотворение Есенина «Цветы мне говорят – прощай», спустя шесть лет включенном в первую книгу стихов литовского поэта «В плену дней» (1932). В рецензии на нее Шкляр лаконично отметил удачные переводы поэтов латышских (К. Скальбе, Аспазия, Райнис) и русских (Есенин, Плещеев) и особо отозвался об одном переводе:

      Очень хорошо выполнено в переводе произведение эстонского поэта Генриха Виснапу «Опечаленная собака» — в этом стихотворении, столь характерном для покойного эстонского поэта столь много общего с есениновским изображением собаки, воющей на холодном снегу.

      Разумеется, касательно «покойного эстонского поэта», скончавшегося в действительности в 1951 г., Шкляр ошибся. В июле 1935 г. он встречался с живым Генрихом Виснапу (Хенрик Виснапуу) и Юханом Яйком в Каунасе, был участником приема в честь эстонских писателей в зале гостиницы «Метрополь», где читал посвященное ему стихотворение; оно было опубликовано с заглавием «О, Эстимаа...» и посвящением «Лучшему лирику Эстии, Генриху Виснапу» в каунасской газете «Литовский голос» (1935, № 174, 31 июля), затем в таллинской «Вести дня» (1935, № 212, 8 сентября). «Есениновское изображение собаки, воющей на холодном снегу», отсылает, как нетрудно догадаться, к «Песне о собаке» («Утром в ржаном закуте...»).
      Приведенные суждения Шкляра могут стать материалом, уточняющим аспекты и динамику рецепции творчества Есенина в балтийских странах и формирования представлений о личности и характере дарования русского поэта. Особой задачей остается намеченное в статьях Э. Б. Мекша выявление есенинского пласта в стихотворных текстах Шкляра.

• Флейшман Л., Абызов Ю., Равдин Б. Русская печать в Риге: из истории газеты Сегодня 1930-х годов. Кн. I: На грани эпох. Stanford, 1997 (Stanford Slavic Studies. Vol. 13).
• Мекш Э. Б. Поэтические отклики на смерть Есенина в периодической печати Латвии (1925 – 27 гг.). Лукоморье (Рига). 1995. I . С. 128–130.

• Мекш Э. Двинские отклики 1926 г. на смерть С. Есенина. Newgene. Невгин. Альманах независимых интерпретаций действительности (Даугавпилс). 2002. № 4. С. 62–65.

• Мекш Э. Евгений Шкляр о Сергее Есенине. Литература. Научные труды = Literatūra. Mokslo darbai. 2003. 44 (2): Rusistica Vilnensis (Вильнюс). С. 109–114.

• Мекш Э. Евгений Шкляр о Сергее Есенине. Балтийский архив. 2003.

• Мекш Э. Евгений Шкляр о Сергее Есенине. Есениада. 2003.

• Шкляр Евгений. Из литовской литературы. Казис Бинкис. Эхо. 1928 . № 79, 4 апреля.

• Шкляр Евг. Чародей слова (К гастролям В. И. Качалова). Литовский курьер. 1932. № 124, 21 августа.

• Шкляр Евг. Литературные заметки. Литовский голос. 1933. № 38, 18 апреля.