Материалы Балтийского архива

Дорофей Бохан

(1878—1942)

Бохан в Балтийском архиве
Бохан в Балтийском архиве

Статьи и материалы о Дорофее Бохане

Павел Лавринец. Пушкинианство Дорофея Бохана. In Пушкинский сборник. К 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина. Материалы международной научной конференции «А. С. Пушкин: Два века русской литературы». Сост. и ответств. ред. Е. Костин. Вильнюс: Вильнюсский университет, Кафедра славянских литератур, Пушкинское общество Литвы (BMK leidykla), 1999, ISBN 9955-430-03-6. С. 143–150. 

 

В статье рассматривается приверженность пушкинским традициям и их пропаганда в статьях на разнообразные темы, рецензиях и других выступлениях в виленских русских периодических изданиях межвоенного периода Дорофея Бохана, поэта, переводчика, литературного критика и публициста, сотрудника многих, а также его скептическое отношение к модернистским исканиям в литературе, связывающимся с губительными социальными экспериментами.

Павел Лавринец. «Самый выдающийся и в то же время вредный»: Д. Д. Бохан в Вильно (1921–1923) [„Žymiausias ir kartu žalingiausias“: D. D. Bochanas Vilniuje (1921–1923) = “The most prominent and at the same time most harmful”: D. D. Bokhan in Wilno (1921–1923)] . Mokslo darbai. Literatūra. 2019 61(2): Rusistica Vilnensis. ISSN 0258-0802 eISSN 1648-1143. С. 10–22.

 

Первые годы деятельности Дорофея Дорофеевича Бохана в Вильно после бегства из занятого большевиками Минска (1921–1923) образуют особый период, в течение которого он занял важные позиции в здешней русской печати и начал играть ключевую роль в виленской русской литературной жизни. В статье реконструируеются важнейших обстоятельств жизни и деятельности публициста, редактора периодических изданий, переводчика, критика, автора стихотворных и прозаических текстов в первые годы виленского периода. Материалом для детализации биографии журналиста и литератора служат архивные документы и свидетельства газет на русском языке «Виленское слово», «Виленская речь», «Виленское утро». Привлеченные документы администрации и политической полиции содержат среди прочего оценки роли Бохана. Они отражают недоверие польских властей к русским общественным деятелей, подозреваемых в нелояльности. 

Pavel Lavrinec. Дорофей Бохан в межвоенной польской печати [Dorofey Bokhan in the Interwar Polish Press]. Acta Neophilologica. 2022. T. 1, nr XXIV. ISSN 1509-1619. С. 243–252. 

Деятельность в межвоенные годы Дорофея Бохана достаточно хорошо известна, особенно благодаря исследованиям Тадеуша Зенкевича. Францишек Селицкий выделял заслуги Бохана в укреплении польско-русской дружбы, отмечал переводы польских поэтов и доброжелательное отношение к нему польских литераторов, а также упомянул участие русского критика и публициста в польской печати. Последнее представляется наименее исследованной стороной деятельности Бохана, тексты которого появлялись не только в печати виленской (например, „Przegląd Wileński”), но и, например, краковской („Gazeta Literacka”). 

Географический снобизм в поэзии

1.

     Поэзия – такая область человеческого творчества, которая никогда не иссякнет, никогда не уничтожится. Она может, вследствии неблагоприятных условий временно заглохнуть, но не умрет никогда, ибо источник ее – стремление к Идеалу Красоты – столь же присущ душе человека, как жажда Божества, как чувство религиозное. Не умерла поэзия и в Зарубежной Руси, в эпоху рассеяния, несмотря на тяжелые жизненные условия, в которых приходится жить русской эмиграции и поэтам Зарубежья.

     Один факт появления на книжном рынке довольно большого сборника произведений русских зарубежных поэтов «Якорь», вышедший в Берлине в издании «Петрополиса» – указывает на то, что поэтическое творчество русской эмиграции не иссякло, что зарубежные поэты многое имеют сказать миру.

2.

     Создали ли они что-нибудь особенно выдающееся, гениальное? На это можно ответить только отрицательно, но с такою меркою невозможно и подходить к поэтам. Да наконец где, в какой литературе имеются сейчас гениальные поэты? По отношению же к нашим зарубежным поэтам можно сказать, что самый факт наличия их творчества – своего рода подвиг. Потому и к оценке их произведений подлежит подходить с совершенно особой меркой.

     Что же представляет из себя этот сборник «Якорь», вышедший под редакцией Г. В. Адамовича и М. Л. Кантора? Это антология собрание нескольких сот стихотворений 77 авторов. Есть в сборнике вещи слабые, есть посредственные, есть прекрасные; есть и «заумные», которых сам черт не поймет и которых, конечно, не понимают ни составители антологии, ни сами авторы. В предисловии сказано, что составители избегали включать в сборник вещи непонятные – значит, они делают вид, что немецкая, правда, в незначительном количестве «заумная» поэзия им непонятна.

3.

     Не будем критически относиться к принятому составителями принципу, по которому они производили отбор стихотворений для сборника – при максимуме объективности невозможно избежать чисто личной оценки, сугубо индивидуального подхода к творчеству каждого автора. Если вспомнить старые русские антологии – то один лишь сборник Н. В. Гербеля «Русские поэты» может быть назван объективным, даже в отношении количества страниц и строк, посвященных биографии каждого автора. Сборники «Чтец-Декламатор» – киевского издания были составлены совершенно некритически; «Русская Муза» П. Я. и особенно антология В. В. Бонч-Бруевича – грешат однообразным подбором «революционно-освободительных» стихотворений.

     Но в каждом из этих сборников – имеются подлинные перлы русской поэзии. Есть много прекрасных вещей и в сборнике «Якорь».

     Основной грех составителей этой антологии в том, что они, несмотря на хорошие слова предисловия, руководствовались фактически совершенно нелепым мерилом для оценки авторов и стихотворений. Его, пожалуй, можно назвать «географическим», по этому принципу составлена, так сказать, «неписанная иерархия», как бывают неписанные конституции, – согласно каковой иерархии поэты – Иванов, Петров и Сидоров, живущие в Париже, считаются талантливее, чем живущие в Праге и Берлине; еще слабее – белградские, харбинские, варшавские поэты, а уж совсем никчемные какие-нибудь там глубоко провинциальные авторы...

4.

    Этим грехом страдала до войны и вся русская литература и публицистика. Какая-нибудь ничтожная газетка, издававшаяся в Петербурге или, на худой конец, в Москве, кичилась перед такими органами печати, как «Киевская Мысль», «Одесские Новости», «Преднепровский Край», газеты Саратовские, Сибирские и т. д. Поэты, да и не только поэты – а все эмигранты, проживающие в более крупных европейских столицах, склонны считать себя выше и умнее тех Ивановых и Сидоровых, которые живут в медвежьих углах лимитрофов. Как на яркий пример такого «географического снобизма», укажу на полученный мною несколько лет тому назад отказ руководителя пражской группы поэтов прислать в «Уголок поэтов» для виленской газеты несколько стихотворений, причем отказ был мотивирован опасением, что «вашим виленским читателям стихотворения наших поэтов могут показаться слишком сложными». Проще, без дипломатии: виленские дураки не поймут наших стихов. Очевидно, в Варшаве можно еще читать Блока или Бальмонта, но уж Пушкина или Тютчева можно читать только в Париже!

     Этот же «географический» принцип наложил отпечаток и на сборник «Якорь» – больше всего стихов парижских Ивановых и Сидоровых, потом пражских, а уж на сером конце, кажется, три эстонских и два варшавских... Более глубокой провинции нет... Ясно – не поймут, что касается поэтов, проживающих в Польше – еще можно понять присутствие талантливого Л. Гомолицкого (а что, если бы он до сих пор остался в Остроге – ведь не попал бы в сборник!), но непонятно отсутствие Л. Сеницкой, И. Кулиша, А. Кондратьева, П. Каценельсона, И. Петрова, Т. Соколовой, (впрочем – ведь это все – Вильно да Ровно; на сколько этажей города эти ниже Парижа и Праги)!

5.

     Что же можно сказать о самом сборнике «Якорь»? Он во всяком случае весьма интересен. В нем много прекрасных вещей. Можно было бы обойтись без морского пастуха, который пасет то волны, то звезды (Бальмонт). Незачем было помещать этакое (а еще хвалились в предисловии, что нет стихов заумных!):

Заустно, заглазно

Как некое долгое lа

Меж ртом и соблазном

Версту расстояния для...

     „La“ – и «для», конечно, прекрасная рифма. Эту чепуху М. Цветаева (Париж!) кончает таким перлом:

Словесного чванства

Последняя карта сдана.

Пространство, пространство -

Ты нынче – глухая стена!

    По Канту – пространство есть нечто иное, чем стена. Можно спросить автора: написано это чего ради для?

     У того же автора, очевидно, в подражение Маяковскому:

Глыбами лбу

Лавры похвал

Петь не могу!

Будешь!

     Это – не поэзия, а зеленая ерунда, хотя и с парижским штампом. Напрасно Г. В. Адамович притворяется, что смакует эту чушь... и будто бы не видит, что... король голый ходит!

     Но есть чудесные вещицы: В. Ходасевича «Перешагни, перескочи». Г. Адамовича: «За слово что помнишь когда-то»... Хороши стихи И. Одоевцевой, А. Ладинскаго («Архангельск»), Б. Поплавскаго («Роза смерти»), Л. Червинской; хороши стихи – афоризмы А. Штейгера, В. Лебедева («Небесная земля»). Весьма удачны стихи К. Гершельмана, Л. Гомолицкого («Дни мои») и др. Всех не перечислить, всех не перецитировать...

     А в общем хорошее дело сделали составители сборника «Якорь» – при всех недостатках последнего, он является все-таки довольно полной и интересной антологией современной зарубежной русской поэзии.

     Прочитав его «от доски до доски», я не вынес того впечатления, что доминирующая нота всей зарубежной поэзии, как и самого сборника – мотивы смерти – отчаяния и мировой скорби, как говорил в своем докладе на 185-м вечере лит-арт секции Вил. Рус. Общества В. С. Байкин: есть много стихотворений совершенно иного характера.

Д. Д. Бохан

Д. Д. Бохан. Географический снобизм в поэзии // Искра. 1936. № 36, 23 февраля. С. 2.

Рейтинг@Mail.ru
www.stats.lt - Puslapiu statistika, reitingai, skaitliukas