Материалы Балтийского архива

 Стоя у вечных истоков человеческого бытия и переживая на земле скорбь и мучения поэта, моя душа продолжает жить.
 И вот, вновь открываясь новой книгой стихов чужой душе, она скромно, в один из ярких, солнечных дней земной жизни, напоминает ей о существовании на земле забытой всеми - мечты.

     Декабрь 1936 г.

Смотрите все! Прохожий – ты свидетель,

над декабрем навис весенний день!

Растаял снег, узоры льдинных петель,

исчезли в солнце дальних деревень.

В садах – свежо, безветренно и сыро,

на лепестках легла росой – капель,

И в синеве разверзнутой, земного мира,

запела дней неведомых – свирель!

Смотрите все! Нам чужд смысл старых сплетен.

Душа горит – острее чем огонь!

Измученный народ и слаб, и безответен,

как этот день весенний в декабре!

Но мы живем! Прохожий, ты свидетель,

над декабрем навис весенний день!

Растаял снег, узоры льдинных петель

исчезли в солнце русских деревень.

1936 г.

Зима в декабре. С. 5.

День прошел, жестокий, серый и тревожный,

и о нем не любят вспоминать во сне.

Хорошо обдумать все, но осторожно,

не случайно, строго наедине.

Сколько мук! Какия горькия обиды,

принесет один другому человек,

человек голодный, злобный, неумытый,

потерявший в жизни даже и ночлег.

Почему же хлеба, хлеба очень мало!

Жить давно несносно в этой пустоте!

А душа незримо песне звезд внимала

и звала открыто на земле к мечте.

Бросьте Вы платину, золото, бриллианты!

Это все – бездушно! Тяготит до слез.

Все кричат, волнуясь, надрывая гланды:

Как же жить! Скажите? Кто решит вопрос

Ночь прошла. И снова на земле светало.

Новый день рождался в душной темноте.

А душа незримо песне звезд внимала

и звала открыто к солнцу и мечте.

1936 г.

Зима в декабре. С. 6–7.

Я пришел на эту землю...

С. Есенин

Я пришел на эту землю,

чтобы встретить мир красивый.

Все я знаю, вижу, внемлю –

и уйти хочу счастливым.

А пройдя свой путь последний,

Я скажу ребенку втайне

«Ты постой-ка у обедни

каждодневно в час предранний

Ты пойми, что люди – в камни,

превращают мысль Пророка.

И, закрыв свой дом на ставни,

Ты открой его для Бога».

Зима в декабре. С. 8.

Стою у заката ночи беззвездной

один, за оградой прожитых лет.

О Боже! Мы все над открытою бездной,

от жизни устав – претворимся в скелет!

Постойте! А кто же, горя и в тревоге,

воздвигнет у солнца нетленный завет:

«Мы верим в победу! Хоть, нет, увы, многих;

Вот разве, что новый пророк и поэт!

А мы одиноки – в словах и манере.

Искатели в этой пустыне – чудес!

Забытые в тесной и темной пещере;

мы даже не видели сини небес!

Смотрите! Уходим, над сумрачной бездной,

от жизни устав – претворимся в скелет!

Вам, жителям новым ночи беззвездной,

уступим дорогу для вечных побед!

Зима в декабре. С. 9.

«Орел летел все выше и вперед»

Н. Гумилев

Над голубым, вечерним океаном

парил орел Азорских островов,

своим могуществом, полетом пьяный,

он был далек в мечтаньях от миров.

Летел в разрез пространства, синей дали,

над льдами диких, ярких полюсов.

У снежных скал его глаза сверкали,

на белом инее лесных снегов.

Там слышен шум. В узорах белой стали,

шумят пропеллеры – наедине.

Машина режет в воздухе спирали

Навстречу новой радостной весне!

Красивый мальчик. Юный авиатор,

ведет послушный, тонкий аппарат.

И сам жесток, как дерзкий конквистадор,

отрезал он к своим мечтам возврат.

К чему мечты? Самообман поэта!

Теперь царит пространства интеграл!

Любовь давным-давно была воспета.

И был воспет полет орла у скал.

Машина жжет, клокочет над уклоном,

шутя орлиная задета грудь.

И обессиленный, с предсмертным стоном,

продолжить в синь орел не в силах путь.

Напрасно бьется он в движеньях резких,

в сияньи северном у скал, один.

Но гребни волн, восторженно и дерзко,

его бросали в высь плывучих льдин.

Погиб орел в борьбе с немым титаном

и мертвых глаз его сверкнул хрусталь.

А над бездонным, алым океаном,

бежала в вечность вечная спираль.

Зима в декабре. С. 10–11.

Нет города, деревни, нет села,

Здесь на Руси, где-б сердце не кричало.

И снова радость лучезарная легла

на дно взнесенного за родину бокала.

Здесь на земле – молиться за Тебя,

в тиши нечаянных, нежданных испытаний.

Переносить судьбу – мучительно любя

поля, забрызганные словом брани.

О! Ты ведь русский! Весел и спьяна,

готов жизнь нашу называть прекрасной.

«Залить любовь не хватит и вина» –

А без любви – мы злые и несчастны!

Нет города, уезда, нет села,

здесь на Руси, где б сердце не кричало.

И снова радость лучезарная легла,

на дно взнесенного за родину бокала.

Зима в декабре. С. 12.

Мерило – честности, любви и благородства

людей различного сословия и сфер.

В эпоху близкую – надмирного уродства, –

платежный знак! Ничтожный – не в пример!

Орудье похоти, обмана поколений,

насилье личности, искусства и наук.

Большое зло – как средство достижений.

Враг – при нужде. В наличьи – лучший друг!

Зима в декабре. С. 13.

Море,

     небо,

          корабль

               «Полярныя вехи»!

В сонной лазури морской

музыка, пение неги.

Тридцать пять тысяч волн

– знаков печатных в книге.

               Слышите!

– это в моем

к Вам надорванном крике!

Дождь бирюзовых слез,

рой неотвязчивых грез.

Брызги всклокоченных пен,

нежный, мечтательный плен.

Жалостный скрип винта,

тра, та-та-та, та-та.

Бред гениальный мозга,

ночь вся в мученьях, без сна!

Ветер забрел вновь на юг.

Взвыли канаты и мачты.

О! лучезарный мой друг,

будьте спокойны, не плачьте!

Помните: жизнь – что судно!

Смелость – высокая форма!

Волны латами на дно

дружно бежали от шторма.

И, набегая на вант,

шхуну бросали и гнали.

Парус, как девичий бант,

падал у сломанной стали.

Слышите: бурю и крик,

стоны в планетном хоре.

Чудится смерть, но на миг.

Нагло вспененное море!

О! лучезарный мой друг!

Знайте – вся в бурях стихия!

Разве не мало здесь мук,

в этой эпохе! Россия!

Море!

     Мечта на заре.

          Слеза неизливная в книге.

               Слышите!

– это в моем

к Вам надорванном крике.

1936 г.

Зима в декабре. С. 14–16.

Он накормлен солнцем, кровью, мгновеньем.

себялюбьем, надеждой «мирового я»;

Но, не знаю, таким-ли одарен терпеньем,

чтобы жить у могилы бесплодного дня!

Им изжиты последствия двух революций,

мещанство эпохи, дуализм души!

Карл Маркс, нитшеанство, Штейнер, Конфуций

от российской столицы – до китайской глуши!

И конечно, какая же – это свобода!

В старом мире много дал трещин прогресс!

Но смотрите: стоим мы близко – у входа,

в преддверьи романтики и ея чудес.

Торопитесь и верьте всегда поэту!

Нашу жизнь начинаем опять от основ.

Только вера в мечту приведет к рассвету

уничтожив постылый наших дней покров.

Зима в декабре. С. 17.

Ты – в всплеске солнца страсть дикарки.

Твои уста – безумство волн.

И завтра, в день весенний, яркий,

к барьеру жизни дашь свой челн!

Ты вся, как ранний куст сирени.

Ты вся, как в жемчугах – лазурь.

Я полон долгих настроений

с Тобой, среди тревог и бурь.

Ты – неземная! Гимн – мечтаний!

Царишь над бездною планет.

И сколько раз в пылу признаний,

Тебя восславит сам поэт!

Наше время. 1936. № 143 (1772), 21 июня = Русское слово. № 143 (1341). С. 4.

Зима в декабре. С. 18.

Ты осужден на год сидеть в темнице.

в веригах чахлых и безмолвных стен.

А в книге дум появятся страницы,

где ты опишешь свой вчерашний плен.

Где ты опишешь узника невзгоды,

мысль о свободе и мечты о Ней,

Но год пройдет. И снова канут годы.

Ты будешь жить на воле, у людей.

И это ты! Преступник жизни вольной!

Зачем Ты ропщешь? Ты – случайный вор.

Но кто, кто знает, как нам слишком больно,

жить без страны – отчизны, до сих пор!

Тоска по родине – невероятная темница!

Виновны ль мы! Виновен ли народ?

Не знаю! Сердце – пойманная птица,

к родной избе нас, узников, зовет!

И мы – как Ты! На воле - но безвольны

в веригах чахлых, отпылавших лет.

Мы – русские! И этим мы довольны,

терпеньем превзойдя неумолимый свет!

1936 г.

Зима в декабре. С. 19–20.

1

Достойно Он поднял свой животворный флаг.

Он – джунглей мирный и чистейший инок,

когда описывал пустыню, синь, овраг.

Достойно Он поднял свой животворный флаг.

И нам забыть о том нельзя никак,

не отслужив по Нем торжественных поминок.

Достойно Он поднял свой животворный флаг,

Он – джунглей мирный и чистейший инок.

2

Вот здесь пустыня, трещины, песок!

Слоны, пантеры, тигры и верблюды,

идут, бросаются и вдоль, и поперек.

Вот здесь пустыня, трещины, песок,

и пятна крови – человечьих ног,

в пути к отплаканному храму Будды.

Вот здесь пустыня, трещины, песок,

слоны, пантеры, тигры и верблюды!

Зима в декабре. С. 21.

В мой день рождения Ваши именины!

Не правда ли, приятна весть?

Признайтесь сами, сладостно прочесть

для русского народника былины!

Теперь падучи на стихи и сплины.

Но Вы – один! Вы – избранный поэт!

Из всех стихов изысканней сонет!

В мой день рожденья Ваши именины!

Смотрю и рад: заполнены витрины

и книг ряды уходят в потолок.

Там Сологуб, Есенин, Брюсов, Блок,

там Ваших книг излюбленныя спины.

Люблю вино, стихи и апельсины,

капризной девушки чувствительную месть.

В семейной хронике мне нравится прочесть,

что я родился в Ваши именины.

Зима в декабре. С. 22.

У предместья Толедо, в старом замке, разбитом,

он клялся быть бесстрашным до конца своих дней.

Верный предкам, упрямым, беспощадным мавритам,

убивал беспощадно, в адском море огней.

«Не нарушу я клятвы, Альказар защитится,

против тех, кто не с нами и у наших врагов.

Лучше смерть, чем оковы безмолвной темницы

или бегство из южных и знойных садов».

И погиб он в преддверьи высокаго храма,

охраняя алтарь от неверных людей.

«Альказар – наше сердце, прекрасная дама,

буду верен ему до конца своих дней».

Зима в декабре. С. 23.

Я пью за Вас, друзья мои, в тревоге,

боясь бесцельности певучего стиха.

Не веря, Вам – на той большой дороге,

где жизнь-невеста ищет жениха.

Боюсь за Вас, по той простой причине,

что многие забыли долг мужчин!

В избе трусливо потушив огонь лучины!

А лица старческия, точно из морщин!

Я пью за Вас, друзья, в большой тревоге,

любя и искренно не чая в Вас души.

И больно мне смотреть, как хижины убоги,

и что живете все Вы далеко, в глуши.

Я пью за Вас, друзья, в надежде, вере,

что вновь вернется - лучшая пора!

Тогда отплакав шумных лет потери,

проснется жизнь. Не брошу я - пера!

Зима в декабре. С. 24.

Перед сном вечернюю молитву я прочел,

один, в нездешней тишине.

И с небес, опять, над старым миром

Ты, Господь, приблизился ко мне.

И тогда, неравный, робко, пред Тобою,

рассказал про горе я людской души.

Побледнел Твой лик, Господь, от мук и скорби,

у реки склонились грустно камыши.

Долго, долго длилась тайна откровенья!

И когда ворвался в окна луч дневной,

стало все прекрасно, радостно, возможно…

Над землей вознесся ласковый покой!

Зима в декабре. С. 25.

Послушай, сестра, вот повозка и кони,

взметнулись столбы и вся в мыле шлея!

К Тебе, Россия, Георгий Соргонин,

вернулся, изведав чужие края.

Вернулся, как нищий, просить подаянье,

утратив с годами – безбрежность мечты!

Нося в своем сердце лишь грусть и страданье,

влюбленный в твои дорогие черты.

Ты помнишь Иркутск? В дни морозные – вьюгу!

Детство прекрасней, чем в царском дворце!

И, если б не умер, какого бы друга,

имели в скончавшемся рано отце!

Ты помнишь тайгу, золотые равнины,

и пашни богатые в нашем краю?

В деревнях – крестьянские, сильные спины,

и смелость солдат в рукопашном бою?

Ты помнишь народ, не свирепый, а кроткий,

живущий по правде, без жалоб и слез.

И если он пьет (как кричат) много водки,

пусть знают, что только в крещенский мороз!

Ты помнишь Байкал, вереницею льдины,

с утеса, в молочном тумане – рассвет!

Сплошного веселья родные картины, -

страны, где родился и жил я – поэт!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Послушай, сестра, не смотри так скорбяще,

на новые всюду, усопших, кресты!

Мы встретимся с жизнью, еще настоящей,

И только тогда улыбнешься вновь Ты!

1936 г.

Зима в декабре. С. 26–27.

Все топчешь, мысль презрительно бросая.

Ты в совершенстве – совершенство красоты!

Сегодня женский идеал не Ты!

Не Ты – без сердца. Женщина пустая!

Надменный взгляд, обворожительность улыбки

не скроют бедности и пустоты души!

И если хочешь поклоненья, то внуши,

что ум Твой развитый и гибкий!

Когда пройдешь великий путь страданий,

прольешь слезу на каменныя грани.

Душа очистится от ран. Ея не тронь!

Тогда воспламенится вековой огонь.

Тогда созреют на земле плоды.

Тогда Ты - цель и смысл красоты!

Зима в декабре. С. 28.

Закутайся в паутину, в белое, бабье лето,

шелковая девушка, с бледным лицом.

Ни чьей ты не будешь! И из виллы в Спалато,

украду и закрою на луне потом.

Завтра всех удивит грусть капитана.

Его легкомыслием ты увлекла.

Буду я открывать маленькие колени

целовать Тебя долго, выше чулка.

И когда позабудут о нас в павильоне,

Ночь нагрянет внезапно, как в шахте вода,

Разниму эти сжатые в испуге руки

и со злобой, в спальне задушу навсегда.

Этот крик, как победу, я вырву из горла

и заплачу, безумный, на груди у Тебя.

Долго будешь Ты слышать, далекая миру

и поймешь, как тоскую по Тебе – не любя.

Зима в декабре. С. 29.

Георгий Соргонин. Зима в декабре. Вторая книга стихов. Варшава, 1937.

Все права сохранены. Tous droits reserves.

Эта книга отпечатана в количестве 500 экземпляров в типографии Е. А. Котляревскаго. Вильно, Виленская 11–14

Георгий Соргонин